Поселенцы (= Пионеры) [старая орфография] - Купер Джеймс Фенимор

— Эдвардсъ, прошептала Елисавета, постарайтесь уговорить Чингахгока приблизиться къ намъ, дабы по крайней мѣрѣ умереть вмѣстѣ.

— Нѣтъ, онъ не тронется съ мѣста, такъ же тихо отвѣчалъ Эдвардсъ. — Онъ хочетъ умереть, и считаетъ эту минуту самою счастливою во всей жизни. Семьдесятъ лѣтъ пронеслись надъ его головой, и смерть для него ожидаемый другъ.

— Да онъ долженъ умереть и мы также, возразила Елисавета. — Богъ хочетъ этого, и наша обязанность повиноваться Его святой волѣ.

— Умереть! съ ужасомъ воскликнулъ Эдвардсъ. — Нѣтъ, нѣтъ, еще должно быть спасеніе. Вы по крайней мѣрѣ не должны, не можете умереть.

— Кто же можетъ отклонить отъ меня эту участь? возразила Елисавета, спокойно указывая на огонь: — Смотрите туда! Пламя пересилило уже сырой грунтъ и подвигается медленно, но съ страшной увѣренностью. A тамъ, дерево; оно уже охвачено огнемъ и ярко пылаетъ.

Елисавета говорила совершенную правду. Жаръ наконецъ взялъ верхъ надъ противустоявшимъ ему источникомъ, и огонь скользилъ медленно по полусухому мху, между тѣмъ какъ сгнившая сухая сосна, задѣтая распространявшимся пламенемъ, стояла вся въ огнѣ и пылала подобно огненной статуѣ. Огонь переходилъ далѣе съ дерева на дерево и трагедія приближалась къ концу. Стволъ, на которомъ сидѣлъ Чингахгокъ, горѣлъ уже съ одного конца, и старикъ казался совершенно окруженнымъ пламенемъ. При всемъ томъ ни одинъ мускулъ его не шевельнулся: его обнаженное тѣло должно было выдерживать страшныя муки, но сила его воли превозмогла всякую боль. Посреди ужасовъ опустошенія еще слышался его голосъ.

Елисавета отвернулась отъ такого ужаснаго зрѣлища и смотрѣла внизъ на долину. Въ эту минуту порывъ вѣтра разогналъ облака дыма, закрывавшаго до того времени видъ на долину, и она увидѣла y ногъ своихъ мирную деревню.

— Отецъ! отецъ! закричала Елисавета. — О, для чего это испытаніе не могло миновать меня! Но пусть будетъ воля Божія, я подчиняюсь Его рѣшеніямъ.

Разстояніе было не столь велико, чтобъ нельзя было замѣтить судью Темпля, который, не подозрѣвая судьбы своей дочери, смотрѣлъ на пылающую гору. Видъ его былъ для Елисаветы еще тягостнѣе близкой опасности, и она отвернулась къ горѣ.

— Моя несчастная горячность всему виною! воскликнулъ Эдвардсъ съ ожесточеніемъ.

— О нѣтъ! не говорите объ этомъ, сказала Елисавета. — Мы должны умереть, a если должны, то умремъ какъ христіане. Но нѣтъ, быть не можетъ! хотя вы спасетесь. Ваша одежда не препятствуетъ вамъ подобно моей. Бѣгите! оставьте меня! Спѣшите къ моему отцу и скажите ему все, что можетъ утѣшить и успокоить его въ горѣ. Скажите ему, что я умерла спокойно и съ присутствіемъ духа, и что мы увидимся съ нимъ въ лучшемъ мірѣ! Скажите ему, прибавила она прерывающимся голосомъ, какъ сильна и невыразима была любовь моя къ нему!

— Мнѣ оставить васъ? спросилъ Эдвардсъ: — нѣтъ, миссъ Темпль, вы меня мало знаете: я умру вмѣстѣ съ вами, но не покину васъ.

Онъ опустился къ ея ногамъ и ухватился за развѣвавшуюся одежду ея. Елисавета стояла неподвижно, забывъ все земное; воспоминанія объ отцѣ и о горести разставанья умѣрялись святымъ чувствомъ, и слабость ея уступила мысли о Божествѣ и будущей жизни. Внезапно она встрепенулась, услыхавъ знакомый голосъ, котораго слова проникли до глубины души ея.

— Гдѣ ты, Елисавета? Обрадуй старика, если ты еще въ живыхъ.

— Это Кожаный-Чулокъ! воскликнула Елисавета: — Слышишь, онъ зоветъ меня.

— Да, это онъ! радостно вскричалъ Эдвардсъ: — Теперь есть еще надежда на спасеніе.

Въ эту самую минуту раздался страшный взрывъ и вслѣдъ за тѣмъ послышался тотъ же голосъ:

— Это порохъ! О, Боже! бѣдное дитя погибло!

Вслѣдъ затѣмъ Натти показался со стороны источника и его увидали съ террасы. Онъ былъ безъ шапки съ опаленными волосами и платьемъ, и лицо, его отъ жара казалось еще смуглѣе.

— Наконецъ нашелъ я васъ! радостно воскликнулъ онъ, пробиваясь сквозь огонь и дымъ:- Благодареніе Всевышнему! Идите скорѣе за мною! Медлить опасно!

— Но мое платье! возразила Елисавета: — Я не могу въ немъ приблизиться къ огню.

— Я уже объ этомъ подумалъ, сказалъ Натти, развертывая большое кожаное покрывало, которое держалъ на рукѣ, и, завернувъ въ него дѣвушку, продолжалъ: — Теперь слѣдуйте за мною, — дѣло идетъ о жизни или смерти всѣхъ насъ.

— Но Чингахгокъ? Что съ нимъ будетъ? воскликнулъ Эдвардсъ: — Развѣ ты можешь оставить стараго воина на вѣрную смерть?

Натти оглянулся и увидалъ индійца, сидѣвшаго такъ же спокойно, какъ и прежде, хотя мохъ подъ его ногами началъ уже горѣть. Не медля, бросился онъ къ нему и сказалъ на языкѣ Делаваровъ:

— Чингахгокъ, вставай и пойдемъ! Развѣ ты хочешь сгорѣть здѣсь? Боже мой! порохъ при взрывѣ опалилъ ему всю спину. Чингахгокъ! хочешь идти съ нами, спрашиваю тебя?

— Для чего Чингахгоку идти? сухо возразилъ онъ: — Онъ былъ орелъ, но глазъ его помутился. Онъ глядитъ внизъ на долину, смотритъ въ воду и ищетъ лучшаго міра, но нигдѣ не видитъ онъ Делавара. Предки мои зовутъ изъ дальнихъ странъ: иди. Моя жена, мой сынъ, мое племя, мои молодые воины, — все зоветъ: иди! Великій духъ говорить: иди. Оставьте Чингахгока умереть.

— Но, Чингахгокъ, ты забываешь своего стараго друга, сказалъ Эдвардсъ.

— Ни къ чему не ведетъ говорить съ индѣйцемъ когда смерть предъ его глазами, сказалъ Натти, схвативъ концы покрывала и съ удивительною ловкостью привязывая страдающаго старика себѣ на спину. Потомъ онъ обернулся, и съ силою, преодолѣвавшею всѣ препятствія, пошелъ впередъ по тому направленію, откуда пришелъ. Едва всѣ покинули террасу, какъ сгнившее горящее дерево свалилось на то самое мѣсто, гдѣ они только-что стояли, и воздухъ наполнился вокругъ искрами и пылавшими головешками. Это событіе болѣе всего ускорило шаги бѣгущихъ, которые съ необходимою при такихъ обстоятельствахъ торопливостью слѣдовали за шедшимъ впередъ Натти.

— Ступайте только постоянно на мягкій грунтъ, сказалъ онъ, когда они до того были окружены дымовыми облаками, что едва на одинъ шагъ могли видѣть передъ собою. Ищите внимательно мягкій грунтъ и идите впередъ по бѣлому дыму. Держи плащъ плотно кругомъ ее, мой другъ. Дѣвушка такой кладъ, что втораго подобнаго не найдешь.

Исполняя указанія стараго охотника, молодые люди слѣдовали въ точности по его пятамъ. Хотя узкая тропинка, образуемая извилинами источника, вела между горѣвшими стволами и падавшими сучьями, однако они благополучно вышли на дорогу. Только человѣкъ, отъ долгой привычки къ лѣсамъ и ихъ особенностямъ, вполнѣ знакомый съ ними, способенъ былъ найти настоящее направленіе среди такого дыма, который лишалъ возможности дышать и дѣлалъ глаза совершенно безполезными. Опытность Натти была весьма достаточна, и онъ привелъ своихъ спутниковъ къ отверстію въ скалѣ, откуда они безъ особеннаго труда достигли другой террасы и могли дохнуть сравнительно чистымъ воздухомъ.

Здѣсь Натти разсказалъ, что внизу горы встрѣтилъ Луизу и узналъ отъ нея, въ какой опасности должна находиться Елисавета. Онъ поспѣшилъ для спасенія ея наверхъ, наказавъ предварительно дѣвушкѣ, чтобъ она поспѣшила въ деревню и подняла тревогу, дабы соединенными силами жителей попытаться уничтожить огонь.

Легко понять чувства Елисаветы и Эдвардса, когда они достигли безопаснаго убѣжища, но трудно описать ихъ. Никто впрочемъ не былъ въ большемъ восторгѣ какъ Кожаный-Чулокъ, который, все еще держа на спинѣ Чингахгока, обернулся и сказалъ съ своимъ тихимъ смѣхомъ:

— Да, да, я зналъ, что это французскій порохъ, ибо онъ вспыхнулъ весь разомъ, между тѣмъ какъ грубый порохъ обыкновенно нѣсколько минуть тлѣетъ. У Ирокезовъ былъ не лучшій порохъ, когда я ходилъ противъ нихъ въ послѣднюю войну. Я уже разсказывалъ вамъ эту исторію, то есть…

— Ради Бога, Натти, не разсказывай мнѣ ничего, пока ты не будешь совершенно въ безопасности. Куда теперь идти?

— Конечно, туда, на эту платформу надъ пещерой. Тамъ мы будемъ достаточно безопасны и даже можемъ войти въ пещеру, если намъ вздумается.

Молодой человѣкъ встрепенулся со страхомъ и на лицѣ его тотчасъ выказалось сильное внутреннее волненіе.